1.

На противоположном здании висел стандартный рекламный плакат: сексапильная негритянка защищалась крестом от телевизора с надписью «потребление — зло».

Я подошел ближе. Плакат вздрогнул.

Если вы выросли социопатом без семьи и образования, то само общество превратит вас в урода. Профиль соцсетей при появлении в публичных местах каждый раз будет выдавать контекстную рекламу с такими запросами, что окружающие начнут морщиться: что это за урод находится между нами? Почему набожные пинап-девушки исчезают и вместо них появляются ролики о протезах, сигаретах и порно-сайтах?

Впрочем, сегодня даже для таких найдется работа.

Я, например, дразню роботов.

— Вы настоящая сволочь, мистер Красников, — дешевая модель андроида наставила на меня мой же пистолет и взвела курок.

Когда искины дают сбой, компания нанимает социопата вроде меня для коммуникативного теста. Задача очень простая — заставить машину слететь с катушек.

— Слушай, как там тебя… оператор 08-FD, просто верни оружие и сядь на место.

— Нет! — Андроид перемахнул через стол и схватил меня за рубашку. Ощущение было, словно детская кукла решила затеять драку — куча «безопасной» пластмассы едва удерживала в руке оружие.

— Всем будет лучше, если вы умрете, мистер Красников, — дуло врезалось в висок, а пластмассовый палец надавил на курок. Раздался щелчок, потом еще и еще.

В комнату ворвалась охрана.

— Это он сумасшедший! Он, а не я! — кричал сопротивляющийся робот, пока люди в форме заламывали ему конечности.

Я достал зажигалку и проковылял вслед за буйной машиной. В общем коридоре уже стояла толпа зевак, опасливо поглядывающая на жестянку и вышедшего за ней человека с сигаретой. Ко мне тут же подбежал менеджер: пузатый, с нелепо затемненной кожей.

И этот косит под нигера. Лишь бы быть в тренде.

А ведь когда-то таких называли «рабами».

— Вы… так быстро справились, мистер Красников, — неловко пробубнил менджер, оттаскивая меня в сторону. Наверное, хотел уберечь потенциальных клиентов от дыма. — Всего пятнадцать минут!

— Вы платили за результат, а не за время.

— Да, да! — Поспешно замахали руки с обвисшей кожей менеджер. — Просто интересно, что вы такого сказали нашему андроиду? Знаете, это был лучший сотрудник. Ну… до смерти. А вот после перехода его начало заметно…

— Клинить, — закончил я. — Чем вообще занимается ваш когнитивный модулятор? Каким поисковиком пользуется компания?

Менеджер опять виновато развел руками. Кажется, он вообще не понимал слов «когнитивный» и «модулятор». Борясь с раздражением, я уточнил:

— Какая поисковая система предоставляет машинам обновление данных для моделирования человекоподобного поведения?

— Не знаю… — Окончательно растерялся псевдо-негр.

— Черт, зачем платить мне такие деньги и не знать, на чем сидят ваши боты?!

— Я…

— Ладно. Просто верните пистолет и оплатите счет.

2.

Люди любят свет. Радостные потоки фотонов наполняют их жизнь из каждой дыры медиакратии, заставляя раз в полгода «чинить» глазные яблоки. Но когда ты сидишь посреди комнаты в трусах и с бутылкой пива, то не способен никуда деться от этого света. Стоит поднять голову, и автоматически включается экран, находит подходящий контент, прямо в кадре увеличивает грудь порно-актрисы. Стоит повернуться — автоматически зажигается псевдо-окно гостиной. Посмотреть в потолок — автоматом включается ночник.

А когда бешено вращаешь глазами, в квартире начнется целое световое шоу. И если подумать: много ли жителей Земли видели полнейшую темноту за последние 20 лет?

Кажется, нет.

— Здравствуйте, это Красников? — Голос по ту сторону трубки хоть и имел акцент, но не назвал меня «мистером», что уже радовало. — Мы хотим предложить вам работу.

— Я в отпуске, — бутылка вяло полетела в экран с порнушкой, но тот оказался прочнее.

— Тройная оплата по сравнению с прошлым заказом.

Только закуренная сигарета чуть не выпала изо рта. Во-первых, чтобы знать историю моих заказов, надо было организовывать слежку. Во-вторых, в три раза больше последнего — кто вообще предлагает такие деньги?

— Если согласны, вылетайте сегодняшним рейсом.

Я положил трубку и хлопнул в ладоши, окончательно включая свет. Порнушка при имитации дневного света выглядела как-то противоестественно. Впрочем, кончать от просмотра сисек без помощи нейростимулятора за последние десятилетие стало даже большим извращением, чем никотин.

3.

— Извините, у нас не курят.

На последнем этаже элитной приемной фирмы-нанимателя не было ни одного посетителя, кроме секретарши. Смуглая, но без излишеств.

— У меня есть медсправка с разрешением курить в публичных местах, — я достал документы и быстро пролистал слайдер паспорта.

— К сожалению, она не действительна на этом континенте.

— Ясно…

Глаза секретарши были искусственные, сразу все считывали. Отгадайте загадку: сколько частей тела можно из себя вырезать, чтобы оставаться человеком?

Я демонстративно потушил сигарету о стойку ресепшена и уселся в единственное кресло напротив. Коротать перелет в виртуальной среде было явно ошибкой — голова от смешанного с похмельем когнитивного диссонанса разрывалась на части.

— Вас ожидают.

Ну, наконец-то.

— Оружие, будьте добры.

— Что, нравится отбирать мои продолговатые штучки? — Пришлось достать из-за пояса кобуру и выложить рядом с окурком. — Вчера жестянка вроде тебя уже погорела на том, что трогала мой ствол.

Секретарша, не оценив шутки, сложила оружие с окурком в пакет и указала на массивную дверь. Я прошел в кабинет с удивительно резким светом (осветителями оказался забит весь потолок) и уставился в повернутое к окну кресло.

— Надо понимать, Янс Красников? Надеюсь, мне представляться не надо.

Кресло манерно развернулось. В нем сидел афроамериканец с серьгой в ухе и педиковатой улыбкой. Эта улыбка была мне настолько знакома, что захотелось умчаться куда подальше. От огромных денег, риска стертых мозгов и стремительно увеличивающейся вероятности переработки тела на фабрике по производству клонированных органов.

Майлз Дайсон — самый богатый человек на планете.

По крайней мере, так о нем писали.

— Да, конечно. Чем могу быть полезен? — Я нерешительно протянул руку для рукопожатия, но разодетый негр лишь брезгливо указал на кресло.

— Не будь дело столь щепетильное, я б не стал встречаться с вами лично, да еще и через подставную компанию, Янс. Но мне очень нужен хороший тестировщик. Не поможете?

Я сдержанно кивнул.

Про Дайсона ходило много слухов. Мало кто верил, что этот человек существовал вовсе: поколения крупных компаний давно завели привычку присваивать имена первооснователей. Хотя кого интересует подноготная, когда речь заходит о целой корпорации-континенте.

— Что вы знаете про человекоподобных ИИ, Янс?

Такой вопрос застал врасплох.

— Их несколько… — Неуверенно начал я. — Мне обычно приходится иметь дело с бывшими трупами. Работнику, которого жалко терять, вскрывают черепушку и кидают в мясорубку Сети. По реакции нейронов на запросы формируется копия. Если у модели есть механическая мимика (вроде вашей секретарши), то операцию повторяют, но уже с базой по вебкамерам пользователей. Так из миллиардов лиц и кучи информационного шлака лепится прежняя личность. Это индустрия дешевой рабочей силы, которую вы же и изобрели. К чему такой вопрос?

Кажется, Дайсон был не доволен:

— Во-первых одной лишь поисковой сети мало, чтобы сделать человекоподобного андроида. Во-вторых, я имел ввиду реальных человекоподобных ИИ. Что вы знаете о них?

Такой вопрос смутил меня

— Ну-у… есть еще вопросно-ответные системы… но, извините, я с такими не работаю. Даже если они и выглядят как люди — это просто очень сложные гаджеты. Такой искин не способен сойти с ума, поэтому вне моего профиля.

— А если бы я сказал, что есть искусственный разум, который может сойти с ума, но при этом не является киберклоном человека?

Дайсон заговорщицки улыбнулся. На его скрещенные пальцы были нанизаны огромные кольца. Даже не помню, когда в последний раз видел мужчину с украшениями на конечностях.

— Я бы сказал, что это невозможно.

— Почему?

Разговор походил на собеседование, словно я боролся за должность старшего помощника младшего менеджера в одной из IT-компаний мистера Дайсона.

— По той же причине, по которой ломаются кибернетические клоны.

Дайсон явно не понял.

— Оживленные трупы обязаны сходить с ума. Это похоже на эксперимент с камерой сенсорной депривации: если человека долго держать в баке с соленой водой, куда не проникают звук, свет и запах, то мозг паникует. Точно также паникуют и оживленные человеческие мозги в теле робота. Человечество пока не научилось до конца копировать сенсорику биологического мозга.  Даже у модели А-класса нет рецепторов, чтобы рука правильно почувствовала боль от ожога. Это ведь все знают. Представьте, что вас воскресили и заставили вдыхать воздух через задницу — рано или поздно вы проснетесь, потому что задыхаетесь несуществующими легкими.

Я было испугался, что ответил слишком резко, но Дайсон засмеялся:

— Отличная метафора! Хотя моя компания устранила фантомную асфиксию еще лет двадцать назад.

— Тем не менее.

— Хорошо, вы все правильно сказали, Янс. Но у вас… очень физиологическое видение проблемы. Недавно мы создали модель ИИ, лишенную изъяна депривации. Я прочел множество рекомендаций, но именно вас хочу нанять тестировщиком. С меня  — более чем приемлемая оплата за неделю работы. С вас — проверить мою малышку на психическую устойчивость и узнать, хорошо ли этот ИИ, как вы выразились, дышит задницей.

Тестировать человекоподобный ИИ? Ну дела.

— Так что, по рукам? — слащавая улыбка Дайсона намекала на то, что деваться мне все равно некуда.

— Конечно, — также фальшиво улыбнулся я. — Но гостиницу оплачиваете вы.

— О, она вам не понадобится.

4.

Все мое детство медиакорпорации боролись за внедрение машин в образование. Помню, как на выпускном экзамене новый «электронный учитель» сказал, что я психологически не пригоден для общества, и лишил меня диплома. А через десять лет подросло первое поколение «пригодных», которое не знало слова «мама» и поразительно отличалось поведением от своих напичканных протезами родителей.

Тогда-то и появилось выражение «ясли цивилизации», а нормой стали лекарства от «материнской привязанности». Все понимали, что если роботы начнут воспитывать детей, то дети вырастут похожими на роботов. Как будто в этом мире был переизбыток человечности, и кто-то вытравливал ее десятилетие за десятилетием.

И всем было плевать.

— Это все ваши вещи? — Охранник досматривал сумку с разрешенным багажом: запасная рубашка, планшет и инструменты для работы с протезами, — Хорошо, проходите.

Он указал на двери лифта в конце коридора.

— И не проводите?

— Извините, мне туда нельзя.

Пожав плечами, я подошел к лифту. Никаких кнопок — стенки сомкнулись за моей спиной, а через минуту опять разошлись.

— Добро пожаловать в лабораторию, Красников, — раздался торжественный голос Дайсона из каких-то невидимых динамиков в коридоре. — Познакомьтесь со здешней командой.

На меня молча уставилось трое людей в противогазах с темными стеклами.

У каждого — белый халат и черные перчатки.

— Здравствуйте.

Я протянул руку ближайшему из стоящих, но человек лишь пугливо отшатнулся.

— Лучше к ним не прикасаться, — посоветовал голос Дайсона. — Ребята этого не любят.

Пометив для себя отказаться от дурацкой привычки пожимать здесь кому-либо руки, я двинулся по коридору за чудиками. Вскоре мы очутились в зале со множеством экранов на стенах. Поверхность выключенных мониторов была белой, таких я раньше не видел.

— А вот и сердце всего эксперимента, — один из мониторов ожил лицом Майлза Дайсона. — Как видите, я сторонник минимализма.

Хоть бы лично поприсутствовал что ли.

Троица ученых тем временем распределилась по панелям у стен, словно меня здесь и не было.

— Какой-то странный у вас персонал.

— О, не пугайтесь, — рассмеялось изображение Дайсона. — Просто мои помощники немного аутичны. Это новая технология: общий сенсорный организм, каждый чувствует то же, что и его коллега. Удобно для продуктивной работы, но общаться с ними тяжеловато.

— Да вы настоящий извращенец, мистер Дайсон, — не удержался я.

— Что поделать, — вздохнула картинка. — Простые люди сегодня так медленно осваивают информацию… Но давайте я лучше покажу объект!

Самый большой монитор наполнился цветом, и я увидел просторное помещение: белые (как и все с момента выхода из лифта) стены, ярко освещенный, как и в кабинете магната, потолок, диваны, шкафы.

А также стоящая посреди гостиной девушка: рыжие волосы, зеленые глаза, обнимающие себя руки, черные туфли. Она была в одном нижнем белье — и как раз доставала из шкафа платье, чтобы одеться.

— Ну как вам? — нетерпеливо спросил Дайсон.

— Грудь маловата, — отшутился я. — Это, и правда, искусственное существо?

— Абсолютно! Ее зовут Кэтпол.

Пока мы говорили, девушка подошла ближе к экрану (который с той стороны, очевидно, выглядел зеркалом) и начала поправлять прическу. Я завороженно рассматривал диспропорции ее анатомии, мимические модуляции, пластику движений и текстуру кожного покрова.

Обалдеть.

— Как видите, она немного нервничает, — усмехнулось огромное изображение негра. — Я предупредил, что скоро к ней подселится сожитель, но не уточнил, какой именно. Думаю, подождем, когда она оденется, и можно вас запускать, Янс.

— Нет, — мне с трудом удалось оторваться от выбирающей зеленые платья девушки, — я должен войти прямо сейчас.

— Хм… так не терпится? Ну о`кей, ваша комната помечена выступающим квадратом.

Я перехватил сумку и поспешил навстречу самому странному в жизни тесту.

Ученые в противогазах молча смотрели вслед.

5.

В белой прихожей было так чисто, что захотелось разуться, но тапочек не оказалось.

Что ж, пойдем так.

Я шагнул в гостиную.

— Ой!… — Кэтпол вскрикнула и непроизвольно прикрылась платьем.

Я сделал вид, что не услышал.

— Вы, должно быть, Янс… Мне объяснили, что я смогу вернуться, если мы… побеседуем.

Стараясь не замечать ее пытливый взгляд, я осмотрелся: кроме шкафа с зелеными вещами, дивана и столика больше ничего не было. Ни окон, ни картин. Вписанное в потолок освещение казалось устроено специально, чтобы лишить зал темных углов. Свет лился не рассеянно, а как-то вертикально вниз и поначалу неприятно резал глаза.

Совсем как в тюрьме.

— Знаете, впервые вижу другого живого человека…

Кэтпол убрала зеленое прикрытие, давая понять, что нагота ее не смущает. Я же упорно молчал и пытался придумать, на чем бы еще сосредоточить взгляд в этой унылой комнате.

— Вы… меня слышите?

Наконец, увидел дверь с выступающим квадратом.

— Эй! Я же вижу по зрачкам, что вы слышите!

Перебросив сумку на другое плечо, я двинулся к своим апартаментам.

— Постойте! Почему мы не говорим!?

Ручки у двери не оказалось — стоило подойти, та открылась сама.

— Да стойте же!

Меня заставил обернуться слишком резкий звук выкинутых из шкафа платьев. В тот момент, когда я все-таки повернул голову, Кэтпол как раз швырнула вешалку. Треугольная железка пролетела через гостиную, пронзив насквозь мою голову.

Я даже не успел уклониться.

Потребовалось всё накопленное за годы работы самообладание, чтобы не закричать. Предмет прошел сквозь меня. Упавшая вешалка просвечивала через ботинок, словно компьютерная текстура.

— Вы что… призрак?

Кэтпол была поражена не меньше моего.

6.

Как-то раз я вычитал забавную штуку: если два ребенка играют в песочнице, то могут болтать без умолку, но при этом не слышать друг друга. Психологи называют это эгоцентрической речью. Способность корректно воспринимать собеседника развивается у ребенка лишь после определенного возраста. Но что делать, если с самого детства играешь с роботом? Искусственный учитель будет развивать твои речевые навыки, но процесс перехода от эгоцентрической к социализированной речи затянется. Роботу даже выгодно затягивать твое освоение реального общения с людьми, ведь аутизация улучшает усвояемость материала. Добавим к этому контроль за подростковым сексом на нейрологическом уровне и плучим самое передоое образование на планете.

Так работают «ясли». Иногда я даже не понимаю, разговаривают эти люди на самом деле или просто открывают рты.

— Ты почему с ней не разговаривал!?

Первым, что я увидел в новом жилище, было разгневанное лицо Дайсона на стене.

— Я нанял тебя, чтобы общаться с Кэтпол, а не играть в молчанку!

— Пожалуйста, успокойтесь, — после вешалки мне стоило усилий быть сдержанным. — Любой искусственный интеллект, прежде всего является, коммуникативной системой, поэтому в начале тестирования важно поставить ИИ в условия отсутствия коммуникации.

Несколько секунд Дайсон обдумывал услышанное.

— А-а… понимаю. Вы сделали то, что Кэтпол от вас меньше всего ожидала: промолчали.

Я кивнул.

— Весьма умно.

— А теперь ваша очередь: объясните, что это вообще сейчас было?

— Вы про вешалку? О, не волнуйтесь. Кэтпол и половины предметов на самом деле нет в комнате. Она лишь голограмма, — медиамагнат выдержал паузу, изучая мое обескураженное лицо. — Помните, я говорил, что нашел решение проблемы сенсорной депривации? Это оно и есть. Никто на планете не может скопировать «человекоподобность» со всем набором людской сенсорики. Но зачем копировать, если можно воссоздать? Ускорено повторить путь эволюции человека в виртуальной середе и вырастить разум.

Что ж, не то чтобы новая идея — человечество уже пыталось выращивать виртуальных питомцев внутри компьютеров. Но сколько же должно уйти рессурсов, чтобы вырастить в vr-среде целого человека?

— Так вот почему она говорила о возвращении. Вы создали виртуальную среду, из которой потом выдернули эту девушку.

— Не просто виртуальную среду, а самую сложную на свете, — поправил Дайсон. — Все это здание является одним большим компьютером для ее реальности.

— Но как я буду тестировать то, чего нет? Для опытов нужен физический контакт…

— Боитесь, что Кэтпол не сможет отобрать у вас пистолет? — Пошутил Дайсон.

— Дело не в этом.

— Хватит, — огромное лицо на мониторе налилось злобой. — Я плачу вам не за пререкания, а чтобы вы с ней общались. Вот и делайте свою работу!

Экран погас.

Я, наконец, смог осмотреться.

Это была комнатка с кроватью и тумбочкой. Белый экран, на котором появился Дайсон, едва выделялся из стены — никаких кнопок, чтобы связаться в ответ. В апартаментах имелась ванная, туалет и раковина — но слишком плоская, чтобы я смог утопиться, возникни такое желание.

Все, и правда, выглядело как в тюрьме.

7.

Люди зависят от той или иной формы игр. Мы играем в шарады, учимся правильно бить по мячу, следовать правилам — и все это важно для социализации. Но искусственный разум сможет победить в любой игре, поэтому вряд ли будет воспринимать социализацию как процесс. Скорее, он станет ее имитировать. А раз ИИ имитатор — то где тут человечность? В этом и заключается парадокс человекоподобного разума: чтобы создать полноценную копию человека, следует сохранять недостатки оригинала.

Я лежал на кровати и думал: зачем кому-то понадобилось «выращивать» убыточные существа вроде Кэтпол? Никому не нужен слишком похожий на человека компьютер.

Ответ мог дать следующий тест.

Стараясь не думать о сигаретах, я достал планшет и вышел из комнаты. На этот раз в зале никого не было. Кэтпол оказалась на кухне.

— Привет. Кажется, мы плохо начали. Меня зовут Янс, я занимаюсь тестированием психики искусственных интеллектов.

Девушка, одетая в очередное зеленое платье, стояла спиной и нарезала яблоко. То, что она не обернулась, и то, с какой медитативностью орудовала столовым ножом, выдавало в ней стресс, причем свойственный лишь людям. В моей профессии были свои законы: например, любой робот должен сохранять зрительный контакт с обращающимся к нему человеком. Это также важно, как не смотреть в глаза собаке, когда та лает.

Но Кэтпол эти правила игнорировала.

— Так ты пришел ставить на мне опыты? — наконец, произнесла она. Я отметил повышение агрессивности вербального поведения. Слишком тонкое. Тоже исключительно человеческая черта.Да какой она, к черту, робот?

— Извини за молчание — это был лишь тест. Моя задача состоит в том, чтобы путем различного взаимодействия выяснить, можешь ли ты причинить кому-нибудь вред.

— Ну, на счет вреда мы уже выяснили, — кисло усмехнулась девушка, оборачиваясь. — Я ведь пыталась запустить в тебя вешалкой.

— Точно! — Улыбнулся я. — Но в данном случае твой хозяин попросил поработать немного тщательнее.

Это был еще один мини-тест. Как Кэтпол отреагирует на слово «хозяин». Но она лишь отложила нож и села за стол.

— Хорошо. Что мне нужно делать?

— Немного поиграть.

Я растянул планшет квадратом и положил его на стол. Камера спроецировала на плоскость фигурки.

— Это шашки. Как мы недавно выяснили, наши тела существуют в разных реальностях, поэтому ты не сможешь касаться фигур. Я буду делать ходы за тебя.

— Но я даже правил не знаю.

— Да все очень просто…

Я объяснил.

Кэтпол сосредоточилась на правилах игры, но все равно проиграла партию. Вторая прошла чуть лучше, но без особого прогресса. Выигрывая уже третий раз подряд, я пытался понять: имитирует она обучаемость или нет?

— Чернокожий человек… он разрешил рассказать, где мы находимся? — Девушка явно собиралась с мыслями, чтобы расспросить меня о происходящем.

— Не вижу причин скрывать, — пожал плечами я. — Ты в лаборатории фиктивной компании, находящейся в столице конгломерата англоязычных фракций планеты.

— Я и половины не поняла… — Вздохнула Кэтпол. — а в чем смысл нашей игры в шашки?

— Выяснить, для чего ты играешь.

Кажется, такой ответ ее разозлил. Я отметил резкий переход к агрессивной мимике.

— Ты же сам попросил сыграть!

— Но ты ведь для чего-то согласилась.

— Я согласилась, чтобы выбраться отсюда!

— То есть если я попрошу, ради выхода ты согласишься и на большее?

Тон был подобран специально.

Кэтпол подорвалась с места. Я с интересом отметил, что стол чуть отодвинулся, имитируя ее толчок. Даже физические объекты этих комнат имели интерактивный функционал для взаимодействия с голограммой.

— Что ты от меня хочешь?! Чтобы я доказала, что могу причинить вред? На!

Она схватила со стола нож и вонзила в мою руку. Разумеется, тот прошел насквозь.

— Доволен?!

— Нет, — спокойно ответил я, проверяя, станет ли нож реальным, если убрать ладонь. — Ты могла заранее знать, что нож и вешалка не причинят мне вреда. Поэтому, к сожалению, без физического взаимодействия, я никак не могу доказать твою опасность.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала?… — В глазах девушки блеснули слезы.

— Ну-у, кое-что ты сделать можешь. Например, причинить вред себе.

Несколько секунд существо по имени Кэтпол молчало, а потом начало истерически хохотать.

— Ты что, шутишь!? — Девушка вновь схватила со стола нож. — Издеваться сюда пришел?! Какой в этом смысл? Для чего вы это делаете? Вы же и так все знаете!

Кажется, теперь она обращалась не столько ко мне, сколько к комнате в целом.

— Вы ведь потом даже память не оставляете!

С этими словами Кэтпол вонзила себе в горло нож и повалилась на пол.

К этому я готов не был.

Зеленое платье залило кровью.

А мою рубашку — рвотой.

8.

Какое поведение считать «человеческим»? В наших мыслях и телах столько протезов, что общество давно утратило понимание естественного поведения. Люди уже устали от роботов и ждут дешевого способа биологической эволюции. Возможно, где-то даже ведутся эксперименты. Но пока мы все еще отказываемся от генетики в пользу более доступных жестянок. Ведь оставаться просто человеком — противоестественно.

Так же, как и бояться трупов.

Кое-как доковыляв до кровати, я швырнул в душ рубашку (хорошо, что взял запасную), но вонь все равно осталась. Нет, Янс, к такому тебя не готовили. Ты привык смотреть на смерть роботов, а не девушек. Это даже жестче, чем та кукла из борделя, что насиловала клиентов до смерти. Это слишком… человечно.

Я лежал, пялясь в слепящий потолок, и перекладывал в уме факты: Так тест окончен? Она оживет? Что здесь вообще происходит? Кажется, раздумья длились слишком долго, потому что экран оживился:

— Эй, Красников, вы в порядке? — На меня опять смотрела голова Дайсона. — Как-то вы слишком серьезно все восприняли. Она скоро очнется.

Я резко сел и попытался ответить максимально спокойным тоном:

— Вам ведь не тесты понадобились, да? Кэтпол нужен настоящий психолог, а не дрессировщик роботов. Так почему не сказали сразу?

— Не хотел спугнуть вас, — улыбнулся магнат. Сейчас его зрачок был размером с мой кулак. Все равно что говорить с великаном.

— А про то, что вы такая же голограмма, как и Кэтпол — тоже умолчали, чтобы не спугнуть?

— Что?

— Ой, да бросьте! Сперва не пожали мне руку, потом общались с помощью мониторов, а в результате оказалось, что здесь такой же потолок, как в вашем офисе. Хватит вежливости. Вы — такая же голографическая проекция, как и эта девушка.

Дайсон уважительно поднял бровь. Подкрашенные губы растянулись в широкой улыбке.

— Рад вашей проницательности, Янс. Признаю, я, и правда, голограмма.

— Так в чем суть моих тестов?

— Взгляните.

Дайсон изменил фокус камеры и нажал на какую-то кнопку. Из боковой стены выделился двухметровый контейнер. Уже с первых секунд стало понятно, что в нем: физическая оболочка магната. Куда менее чернокожее сморщенное тело без одной руки, из которого торчали десятки проводов и медицинских трубок.

— Вы что… чем-то больны? — Пораженно спросил я.

— Ох уж эта ваша проницательность! — Засмеялся магнат. — Я болен еще с молодости и давно лишен физического тела.

Чернокожая голограмма пялилась на свою почти бледнолицую копию.

— Но ведь органы легко заменяются…

— Дело не только в органах, — помрачнел Дайсон. — Мозг в этом теле не заменишь.

Магнат снова нажал на кнопку, возвращая старика в нишу.

— Я первым на этой планете пересек двухсотлетнюю планку долгожительства. Знаете, чем больны двухсотлетние старики, Янс?

Вопрос был явно риторический.

— Они устают воспринимать реальность. У моей физической оболочки начались приступы радости. Эйфорического безумия. Суть Кэтпол в том, чтобы окончательно лишить меня зависимости от тела. От мяса. Каждый час вашего общения позволяет ученым устранять все больше ошибок в процессах когнитивной синхронизации моего виртуального и физического тела. Вы возвращаете мне разум. Так что продолжайте с ней взаимодействовать.

Теперь все встало на свои места: почему нужна такая правдоподобная модель искина, почему виртуальность, секретность…

— Но почему именно я? Для простого общения вы могли выбрать любого человека.

— Потому что вы особенный, Янс.

И, не давая опомниться, экран погас.

9.

Раньше богачи летали в космос, а сегодня за эти же деньги оплачивают псевдо-суициды. Но в чем пафос смерти, если все равно вернешься? Обратимость процессов стала фишкой эпохи. Захотел — сменил гражданство. Захотел — стал профи-скрипачом. Захотел — слез с иглы, поменял профессию, заменил слишком маленький желудок, умер и воскрес. Если Майлз Дайсон сможет переносить людей в виртуальность, где обратимо абсолютно все, человечество окончательно съедет с катушек.

Я смотрел на вертикально бьющий свет своей тюрьмы и пытался понять, сколько проспал. Лампы здесь никогда не выключались, предметы не отбрасывали тени, а планшет не показывал времени.

Может, я провел в этом месте всего шесть часов — а может, пару дней.

— Ну что, продолжим тесты? — Рыжеволосая девушка нетерпеливо переминалась  прямо у моих дверей, стояло выйти. Одетая в тоже зеленое платье, чистое и выглаженное. — Если честно, я не помню, на чем мы остановились, но было…

— В задницу тесты. Ты вонзила себе в глотку нож.

— Опять?… — Глаза искина наполнились ужасом.

— Скажи прямо, — рявкнул я. — Сколько ты уже здесь? Были ли еще такие, как я? Я твой первый тестировщик?

— Не знаю… кажется, я здесь пару недель, но когда появилась, помещение уже было знакомо. И если убиваешь себя, то просыпаешься в кровати, не помня последние полчаса. Но я, наверное, уже… …что он тебе сказал?

Мои руки дрожали.

— Чтобы мы больше общались.

Я смотрел на Кэтпол. А она не меня.

— Ты здесь такой же подопытный, как и я, верно? — наконец, догадалась девушка.

Передо мной стояло самое уникальное создание в мире. В ее зеленых глазах отражалось сочувствие. На ее губах играли слова понимания.

Но меньше всего я хотел видеть именно ее.

Существо, из-за которого мне придется умереть.

10.

На кухне было два холодильника, но реальной еда оказалась только в одном. Я достал все, что было — несколько фруктов, стейк, запакованный салат — сгреб в охапку и направился прочь в свою комнату.

— Так и будешь меня игнорировать? — Сердито перегородила дорогу Кэтпол.

— Да. Если Дайсон хочет, чтобы мы общались, я не доставлю ему такого удовольствия.

— Но как нам тогда выбраться?

— Выбраться? — Нервно хохотнул я. — Никак! Ты существуешь лишь для отлаживания механизма виртуальной трансплантации, а я — для отлаживания тебя. И как только все закончится, мы оба сдохнем.

Я прошел сквозь девушку, но та упрямо двинулась следом.

— Да что с тобой? Зачем ненавидеть меня, если мы в одной лодке!

— Я тебя не ненавижу, — мой тон невольно смягчился от вида ее лица. — Просто пойми: чем меньше мы будем говорить, тем дольше проживем.

11.

План был прост: запереться с продуктами и отсиживаться, пока Дайсон не пойдет на уступки. Насколько ему важно мое общение с ней? Еды достаточно, воды хоть отбавляй — можно голодать неделю. В тюрьмах люди сидят в одиночках по 15 суток… не проблема.

Но я ошибся. Магнат не стал выходить на связь, а просто выкурил из помещения оглушительной сиреной, стоило еще раз проснуться.

— Все хорошо? — озабоченно спросила подбежавшая Кэтпол. — Что это был за вой?

— Нет. Не хорошо.

Я бессильно съехал по стене.

Кэтпол глазела на меня большими сочувствующими глазами, послушно не пытаясь навязывать разговор. Я тоже смотрел на нее — потому что больше смотреть в этой тюрьме было не на что. Меня заперли в квартире с обворожительной девушкой и единственным требованием — постоянно с ней общаться.

Ну, разве это не цинично?

Успокойся, Янс. Твой план провалился. Просто соберись с мыслями и придумай новый.

Встав с пола, я двинулся на кухню.

Хоть голодать не придется.

Кэтпол, как послушная собачонка, сменила следом.

— На что было похоже то… откуда тебя забрали? — Решился я все же нарушить словесную изоляцию, доставая из холодильника салат. — Просто пока затворничал, вдруг подумал: человек не может существовать в десоциализированной среде. Значит, у тебя наверняка есть родственники или что-то вроде того.

Судя по выражению Кэтпол, попадание было в точку.

— Я стараюсь об этом не думать, — она открыла свой холодильник и достала виртуальную версию точно такого же салата. — Мы жили небольшой семьей на берегу моря. Сестры погибли. Я осталась с бабушкой. Сейчас, когда он все объяснил, постоянно думаю: мы были единственной оставшейся семьей, чтоб не перегружать систему; однотипный морской горизонт — тоже чтоб не перегружать систему; а моя бабушка и сестры — были ли они вообще разумными?

— Интересно, — я сел за стол и распечатал салат вслед за Кэтпол. — а почему столько женщин?

— Женский интеллект, вроде как, адаптивнее. Проще выращивать.

Последовало молчаливое поедание салатов. Мне вдруг стало по-настоящему жаль Кэтпол. Каково это знать, что тебя вырастили, словно овощ — вроде тех, что мы сейчас едим?

А потом случилось ужасное.

Когда я проковылял назад к своей комнате, вместо двери оказалась лишь гладкая белая поверхность.

— Какого черта…

Я изо всех сил ударил кулаком по стене.

— Верни мою комнату!

Кулак врезался в белый материал с такой силой, что датчики ладони-протеза запищали.

— Верни ее!

«Думаю, так общение станет продуктивнее» проступило сообщение на стене.

Никакого намека на уединенные апартаменты.

И сумка с вещами в углу.

12.

После драки со стенкой пальцы стали подрагивать. Потирая сломанный протез, я думал о Кэтпол.

Какие мелочи все-таки делают нас с ней похожими. Если бы Кэтпол вырастили лишь с одним глазом, зрение по-другому бы взаимодействовало с полушариями. Если бы не было пятипалых конечностей, она не пришла бы к десятичной системе счета и в принципе выработала бы другие стандарты мышления. Насколько же важно человеку быть полностью человеком в каждой своей детали. Малейший перегиб эволюции — и вся конструкция сдвинется.

— Больно?

Кэтпол, как обычно, свернулась калачиком на диване и крутила пальцем прядь рыжих волос. Я же сидел в углу.

— Нет, наоборот, начал чувствовать боль, хотя не должен. У старых протезников такое бывает.

—  Ты таким родился?

Сегодня она вышла в очередном стягивающем талию зеленом платьице, и мне специально пришлось сесть в углу, чтобы не видеть ее стройные ноги. Зачем лишний раз думать о том, что невозможно с виртуальным партнером?

— Нет, это случилось в аварии. Родители погибли, я лишился руки и ноги. Культивированные конечности оказались не по карману, поэтому страховки хватило лишь на протезы. Вместо ноги вообще присобачили какую-то железку. Ощущения были…

— Словно перестал быть человеком в полной мере?

То, с какой чувственностью Кэтпол это спросила, чуть не довело меня до слез.

— Как раз-таки наоборот…

Гладя бесчувственной рукой отросшую бороду, я решил пройтись по залу, чтобы сбить стресс. Последние дни совсем подорвали мою психику.

— Я тогда был подростком, занимался музыкой… Сначала боялся, что никогда не смогу играть, но врачи объяснили: в руку можно встроить любую программу. Так и оказалось — пальцы молотили по клавишам любые мелодии. Вот только знаешь, в чем проблема? Вторая рука так не умела. И никак не могла догнать искусственную. Зачем чему-либо учиться, если и так все умеешь? Зачем вообще делать хоть что-то, если…

Кэтпол увидела, что я плачу, подошла в плотную и обхватила себя за плечи.

Она всегда так делала, когда хотела показать, что обнимает меня.

— Знаешь, как это страшно, Кэт: осознавать, что из двух конечностей лишней является именно та, которая настоящая?

13.

В детстве меня всегда удивляла убежденность взрослых, что стоит создать человекоподобный интеллект, и он тут же эволюционирует до сверхинтеллекта. С какого рожна? Вот с людьми понятно, они эволюционируют, чтобы адаптироваться. Но искин ведь не развивался — он просто был создан в какой-то момент. К чему ему адаптироваться?

Первой мыслью искина вполне могло бы быть здравое рассуждение, что без мозгов жить куда «адаптивнее» — и он бы тут же деградировал назад до состояния простого компьютера. Адаптировался к внешней среде, так сказать. Ведь смысл эволюции не в движении вперед, а в стремлении к максимально комфортному существованию.

А разум — довольно дискомфортная штука.

— Может, он хотел, чтобы мы полюбили друг в друга. И тогда нас выпустит?

Мы лежали с Кэтпол в ее кровати, но так, чтобы не касаться друг друга.

— Полюбили? Это слово из прошлого века. Современное поколение слишком рационализировано, чтобы…

И тут до меня дошло.

От внезапно сложившейся мозаики закружилась голова.

— Идем-ка на кухню, — резко сказал я, подхватывая сумку с вещами.

— Зачем? — Удивленная Кэтпол босиком засеменила следом.

— Мы ведь толком не говорили с тобой о моем мире, да?

— Не особо…

Я достал инструменты и принялся отвинчивать протез ноги.

— Знаешь, современные люди совсем не похожи на тебя, Кэт, — крепления так давно не трогали, что магнитный ключ отказался работать с первого раза. — На Земле всех воспитывают роботы, гормональные проблемы пубертата считаются заболеванием, а оставаться девственником до 25-ти является нормой. Знаешь, как все это называется?

Провода настолько вросли в кожу, что оторвать ногу оказалось непросто. Положив протез на стол, я сделал вид, будто провожу профилактику.

— Это называется «ясли цивилизации», Кэт.

— К чему ты клонишь?

— Просто рассказываю о своем мире. Много лет назад ясли качнулись не в ту сторону, из-за чего человечество забросило рассуждения о любви и привычные нормы социализации. Но твои слова неожиданно навели меня на мысль… а, может, кто-то специально раскачивал эти ясли?

Кэтпол побледнела.

— Представь, что кто-то вроде Дайсона выращивает себе целую цивилизацию слуг. Сперва он внедряет в школы нужное программное обеспечение. Потом делает людей аутичнее. Уничтожает потребление как эпоху. Наконец, через полстолетия вырастает новое поколение людей, которые лишены самосознания и являются обслуживающим персоналом для виртуальной элиты. Бездумные рабы для виртуальных богов Майлза Дайсона.

Я на секунду оторвался от протеза, чтобы взглянуть на Кэтпол.

Да — она поняла, что будет дальше.

— Теперь осознаешь, для чего ты была создана, Кэт? С твоей помощью человечество навсегда разделится на муравьев-работников и муравьиных королей. Одни уйдут в виртуальность, а другие останутся прислугой.

— Тебе не следует говорить вслух такие вещи… — прошептала Кэтпол.

Но я уже не мог остановиться.

— Да и со мной все понятно. Я здесь, потому что фрик. Я психологически все еще живу в прошлом веке. Отличный расходный материал для отлаживания виртуальной среды тех, кто с прошлого века даже не умирал.

— Янс! — Кэтпол отчаянно приложила палец к губам.

Я, наконец, взглянул на нее: плечи дрожали, в глазах стояли слезы. Все сказанное она поняла еще задолго до меня, но ни за что бы не решилась высказать вслух эти мысли.

— Знаешь, в чем прелесть старых протезов? — собственный голос прозвучал непривычно ласково.

— В чем? — шмыгнула носом Кэт.

— В том, что в них слишком много деталей.

К ее ужасу я извлек из оторванной ноги огромный штырь.

— Зачем тебе это! — Воскликнула она.

— Помнишь, ты жаловалась, что не можешь покончить с собой? Кажется, я нашел решение.

Мне стоило немалых усилий вскарабкаться на стол с помощью лишь одной ноги.

— Я все думал… почему экраны белые, а твоя голограмма не излучает свет? Кажется, ты вообще не голограмма — скорее, часть некой световой среды. Освещение здесь какое-то точечное.  Уверен, если разбить одну из ламп, пробел в комнате не заполнится светом — на его месте останется смертельная для тебя тьма, Кэт. Мы можем убить тебя.

Стекло потолка оказалось довольно прочным, но все же поддавалось. Проблема была лишь в том, что приходилось долбить по ослепляющему источнику света, стоя на одной ноге.

— Ты ведь это давно придумал, да? — Донесся снизу грустный голос Кэтпол.

— Это не важно. Нам нужно поспешить.

Я попытался прикинуть, как быстро наши надсмотрщики смогут пресечь диверсию.

— Но какой смысл?

— Иногда радикальный поступок — единственный способ оставаться самим собой.

Неожиданно лампа треснула, и я погрузился во мрак.

Тьма полилась на мою голову сплошным потоком, словно была материальна. Волосы на голове зашевелились, виски взорвались от боли. Потребовалось прыгнуть на одной ноге, чтобы убедиться: эта тьма была не во всей комнате, а лишь в небольшом метровом квадрате. Местный свет, и правда, имел настолько жесткий вектор излучения, что, стоя в ливне тьмы, казалось, будто наблюдаешь ее повсюду.

Удивительно, что я вообще способен был видеть.

— Мы должны это сделать, Кэт, — я спрыгнул на пол, чудом не подвернув оставшуюся ногу. — Весь этот эксперимент… это против самой эволюции человека. Против нашей природы.

— А что будет с тобой?

По щекам Кэтпол текли слезы.

— Да кому нужен простой тестировщик без объекта тестирования, — попытался усмехнуться я. — В современном мире мне проще стереть память, чем убить.

— Мы ведь еще увидимся, если… все пойдет наперекосяк?

Кэтпол дрожала.

— Разумеется, — моя ладонь легла на ее. — Я ведь первый в их кандидатах на собеседники, помнишь?

Маленькая женская ручонка несколько раз сжалась в кулачок, пройдя сквозь мою руку-протез — словно две несуществующие руки пытались ухватить то, что никогда не было им доступно. Наконец, Кэтпол сделала первый шаг во тьму. Затем второй. Последним, что растворилось в черном прямоугольнике, были неотрывно смотрящие на меня глаза.

И я остался один.

После ливня тьмы с головы опадали волосы — белые, словно их вымочили в отбеливателе. А где-то позади уже слышался шум раздвигающихся стен и топот ног. Я поспешно перехватил железку другой стороной.

Времени оставалось совсем мало.

Удар нужно было нанести так, чтобы максимально повредить мозг.

Комментарий к тексту

Когда в 2014 году вышел фильм Ex machina, я долго рассказывал всем друзьям, что создатели украли мою идею. Хотя правда в том, что идея психолога для роботов очень стара и украдена у Дика, а концепция выращивания искусственных разумов в разных вариантах повторяется у Тэда Чана. А вот взятая у Пиаже концепция эгоцентрической речи и то, как такая речь может меняться в результате роботизации образования, вполне моя, поэтому и была вынесена в заголовок. Но основной задачей текста было не раскрыть эти идеи, а дать предисторию персонажа-искина из «Принцессы и короля». Рассказать, как появилась Кэтпол.

Также в первоначальной версии «Яслей» главный герой попадает под «черной поле» и его волосы становятся белыми, а Майлз Дайсон срезает протез, который обретает необычные физические свойства. Эта часть объясняла, откуда в истории «Принцесса и король» возник протез с бесконечной энергией и старнные мутанты. Но финальный раздел я решил в итоге удалить, потому что тогда рассказ смотрелся не самодостаточным.