Who are you? Who am I?
Is it real to touch the sky?
Nothing´s real for the sky, —
Said the birds of Paradise.

1.

Посреди зала стоял старик в белой робе — в одной руке скрипка, в другой — смычок. Но волос на смычке заменял тонкий луч плазмы. Особенность скрипки-имитанта. Устройство позволяло добавлять к основному звуку партию заданной прибору материи. Скрипач играл песню Birds of Paradise, и в мелодию вплетался смешанный с грозовыми облаками шум ветра. Но если бы кто-нибудь решил сыграть на водосточных трубах, с помощью скрипки-имитанта ему бы удалось и это.

Закончив играть, старик отложил инструмент.

И перерезал себе горло смычком.

— …именно поэтому Дом мистера Артмура задуман как Рай для творческих людей.

Полоска плазмы прожигала гортань. Наверное, смычок смог бы сыграть мелодию и на перерезанной глотке, но инструмент был настроен на другой материал, поэтому лишь рвал мышцы. От высокой температуры кровь у шеи старика мгновенно свертывалась.

На скрипку шлепались сгустки багровой крови.

— …ведь постояльцам Артмура требуется лишь самовыражаться. Искусственный интеллект возьмет всего 0,001% от произведения искусства. Тысячная доля вашего уникального контента сольется с такими же микроэлементами чужого схожего произведения, после чего, нейросеть Артумура создаст новый уникальный продукт и сама же его монетизирует. При этом автор получит 0,01% от стоимости конечного материала. Только представьте — вы получите возможность зарабатывать, даже не задумываясь о процессе заработка!

Окровавленное тело старика сползало по огромному экрану — в зале таких экранов имелось несколько десятков. И на каждом надрывно вещал мужчина-пиарщик:

— Здесь вы получите шанс по-настоящему сбежать от реальности. В реальной жизни я, Юджин Артмур, известнейший изобретатель и хиккикомори планеты, ни за что не произнес бы столь длинную речь. Но данное видео — всего 0,001% меня, компиляция многих часов видео с камер наблюдения. И вопрос лишь в одном: готовы ли вы, перелетные птицы творческого мира, отдать такую же тысячную долю себя ради нового Рая?

Мужчина-пиарщик картинно замер. Как и старик на полу. Стало заметно, что оба они — один и тот же человек с разницей в несколько десятков лет.

Я поднял с пола скрипку и рефлекторно продолжил мелодию «райских птиц».

На меня тут же уставилось множество удивленных пар глаз.

— Ты пришел с Создателем из тез запертых си-боксов?

— Кто ты, черт возьми, такой?

Вокруг столпилось больше сотни жителей Дома.

Чертовы аутисты.

2.

Мне было тринадцать, когда я впервые попал в си-бокс.

И двадцать три — когда впервые из него вышел.

У си-бокса нет окон, дверей или стен — это просто белый ящик с человеком внутри. На пике популярности их называли «ящиками креатива», сгоняли туда детей толпами. Говорят, спрос был такой, что си-боксы устанавливали даже в частных домах: ящик считывал ребенку-аутисту мозг во время творчества и формировал виртасферу — приемлемую виртуальную среду обитания.

Но потом прибору нашли куда более практичное применение — производство контента. Си-бокс кормит, снабжает одеждой и знаниями. Но если находящийся внутри человек перестает производить контент, стены-экраны крутят рекламу. Если бездельничать дальше, реклама становиться громче, а стены — меньше. В конце концов, ты оказываешься запертым в коробке метр на метр по горло в собственных фекалиях и полезной пищевой массе, а чавкающий гроб все продолжает требовать контент.

И тогда выход только один — петь.

— Кто есть ты, кто есть я

Крики птиц зовут меня.

Сквозь истлевший людской край

Перья птиц, летящих в Рай.

Когда стены отступили, нечистоты равномерно распределились по возникшему из ниоткуда белому пространству — словно какой-то садит побелил стены дерьмом. А я все продолжал орать посреди ящика. Ведь мне так и не объяснили, как работают си-боксы. Как жить в этом новом мире.

— …все поймешь ты, не страдай

среди птиц, летящих в Рай.

Горло сводило от слез. В голове зациклилась мысль: он просто лишил меня Галы и швырнул на дно Дома. Юджин Артмур лишил меня всего. Довел до выхода из Рая, чтобы потом бросить на самое его дно.

— …крики птиц, летящих в Рай.

Тогда я еще не знал, что степень оригинальности контента не принципиальна — си-бокс сканирует мозги лишь на наличие уникального опыта. Полученный слепок нейронных связей сравнивается с мировой си-боксерской сетью, и если уникальность опыта выше определенного показателя, тебе начисляют призовые очки времени.

Когда я перестал петь, появилась числовая панель:

00000 часов 59 минут 59 секунд.

Дом подарил мне час жизни без рекламы.

3.

Когда спустя десять лет двери си-бокса открылись, я не удивился.

Просто вышел наружу.

Дом остался прежним: ковры, лепнина, обои. Вершина компьютерной инженерии была стилизована под старинный отель. Единственное отличие — именные таблички на каждой двери си-боксов.

В вестибюле заиграла скрипка. Я пошел на звук.

Играл старик — мелодию Birds of Paradise. За ним наблюдало порядка сотни постояльцев. Все молодые. Очень удивленные. Возмущенные: нельзя играть на скрипке вне си-боксов. С таким же успехом старик мог прилюдно мочиться. Но скрипач продолжал наигрывать самую будоражащую меня мелодию на свете.

Я хотел тихо уйти, но заметил заблокированный лифт в конце зала.

Панель показывала 1000-й этаж.

Так вот куда мне надо.

Скрипач носил белую робу — десять лет назад в таких ходили все жители Артмура. Сейчас же из сотни присутствующих белая одежда оказалась лишь на мне и старике — за прошедшее десятилетие каждый постоялец сгенерировал в си-боксе уникальный внешний вид. Впрочем, я узнал бы создателя Дома в любой одежде.

Юджин Артмур играл механически, вовсе не пытаясь породить уникальный контент. Его глаза отчаянно искали кого-то в толпе слушателей. Я испугался, что роба слишком выделяется, и встал подальше. А старик все продолжал мусолить присутствующих взглядом.

И тут по залу разнесся голос:

— Друзья, добро пожаловать в Дом мистера Артмура!

Записанный еще до моего рождения рекламный ролик заставил вздрогнуть.

— Подобно перелетным птицам, сегодня инстинкт привел вас в место…

На оживших мониторах говорила молодая версия хозяина Дома.

Постояльцы уставились в видео. Мужчина с ролика все говорил:

— …таким образом, Артмур задуман как полностью самодостаточный творческий Рай с репродукторами пищи, независимым источником питания, и…

А старик все играл.

Замерли они одновременно.

— Это был… Создатель?

Какой-то юноша попытался приподнять тело покончившего с собой старика, но Дом уже начал переваривать покойника. Стены впитывали в себя самоубийцу. Издалека это походило на копошащихся муравьев. Но я-то знал: здесь никогда не было муравьев. Или тараканов. Или крыс. А, может, даже и микробов. Лишь бесчисленное множество микроскопических роботов. При желании Дом мог изменить даже собственную архитектуру. Дом сам был живой — живность ему ни к чему.

Я оказался единственный в зале, кому, кажется, не было дела до скрипача-самоубийцы. Мои руки сами подняли с пола оставшуюся после зачистки скрипку и

продолжили мелодию райских птиц. А где-то по ту сторону висков к мозгу пробивался чей-то голос.

Не дождавшись ответа, голос превратился в кулак.

Меня повалили на пол ударом в лицо.

Тот самый юноша, что взял на руки труп, вырвал из рук смычок и скрипку:

— Ты пришел с Создателем из тез запертых си-боксов? Ты знал Создателя?

— Я… знал его дочь.

Мне пришлось ползти по полу. Но не из страха. Машинально.

Ведь по пятам шел парень в окружении толпы.

— Почему вы оба были в си-боксах так долго?

Толпа прижала меня к окну-стене. По ту сторону стекла я успел рассмотреть город: закатное солнце Айлона, сплетающиеся с воздушными автострадами высотки и бесчисленное количество рекламы: пищевые антидепрессанты, бюджетное секвенирование авторского контента, ментальные антивирусы, pet-твистеры, одноразовые пищевые генераторы, кредитование зачатия, vr-адблоки, государственная программа поддержки семейной проституции, нейрозаймы, эмпатическое садоводство, гендерная стерилизация, липосакционный татуаж.

А парень все кричал:

— Кто ты, черт возьми, такой?

Я повернулся назад, к заблокированным дверям лифта — этажность сменилась с «1000» на «999». И тут до меня дошло. Почему открылись двери си-бокса. Почему умер тот, кто меня в нем пленил. И как выбраться из этого проклятого Дома.

— Я просто единица.

Перехватив смычок, я нанес юноше удар.

В попытке защитить шею, парню отсекло несколько пальцев.

4.

— Верните ее!

— Сколько мне тут сидеть?

— Просто скажите, за что я здесь?

Я уже почти забыл свои первые недели в си-боксе. Помню только, что задавал все более отчаянные вопросы. Но Дом продолжал молчать. Если я ничего не делал, си-бокс включал рекламу: нейрозаймы, программирование потомства на основе искусственного спутника жизни, месячная подписка на vr-симулятор «Пигмалион»-3000, патчирование виртуального партнера.

Большая часть рекламы напоминала о ней: запах волос, цвет глаз, вкус губ. Я вновь и вновь представлял себе ее летящие вниз отрезанные пальцы и плакал. Хотелось выключить стены-экраны. Убежать от рекламы. Но Дом брал за это плату в виде времени. Которого у меня не было.

Ведь все, что я умел — петь ее песню.

В Доме мистера Артмура жили лишь особенные люди. Проклятые райские птицы, обученные извлекать контент из своей души. Имеющие к этому дар с рождения. Но

почему за тринадцать лет жизни никто не обучил подобному меня? Почему здесь заперли самого беспомощного из жителей Артмура?

Я рвал себе вены зубами — Дом возвращал меня к жизни.

Я голодал — Дом вливал в меня питательную массу.

Я сходил с ума — Дом накачивал меня успокоительными.

Что будет самым ценным в обществе, лишенном пищевых и энергетических проблем? Я сравнивал жителей Дома с коровой, а си-бокс — с дойной машиной. Самое смешное, что извлеченный из мозга постояльцев информационный экстракт шел на генерирование рекламы. Сизифовы пытки ради пыток. Сколько таких Артмуров на планете? Тысяча? Сотни тысяч? Человек стал нефтью для самого себя. А я всего лишь единица в программе озлобленного нефтяного магната, запершего меня на самом дне контентного завода.

На стенах в очередной раз замигала надпись:

00000 часов 00 минут 00 секунд.

У меня опять закончилось время.

Стены-экраны ожили: аляповатый андроид играл на новомодной плазменной скрипке. Эти звуки я слышал так часто, что с первых же нот сводило внутренности.

— Что ты хочешь? — Заорал я в экран. — Я не могу научиться так играть! Не могу перестать тебя слушать! Не могу делать контент!

Экран погас и вскоре из стены выдвинулся футляр. Внутри лежала скрипка.

Оказывается, нужно было лишь попросить.

За десять лет в си-боксе я повидал рекламы больше, чем человечество за весь прошлый век. Реклама стала моим миром. Моей философией. С годами ролики стали все меньше эксплуатировать человеческое изображение. Си-бокс послушно выдал справку: в мире, где виртуальный сексуальный партнер предпочтительней реального, образ обычного человека в рекламе оказался вреден для психики.

Подумать только: человек настолько развился, что сошел с ума от самого себя.

За первый год в си-боксе я освоил несколько десятков музыкальных инструментов. Просто повторял вариацию мелодии одной и той же песни про райских птиц. А си-бокс награждал меня свободными от рекламы часами. За очки времени можно было купить вещи или еду. Но почти все уходило на отдых. Учеба не приносила ничего. Ни свободы. Ни отсутствия рекламы. Ни шанса выйти из си-бокса. Но в какой-то момент я перестал обо всем этом думать. Перед глазами остались лишь ее огромные глаза и голос хозяина Дома:

— Ты… всего лишь единица.

Так и есть. Я всего лишь единица в коде Дома. Но даже у единицы может быть цель.

Конвертирующая минуты в часы.

Часы — в дни. Дни — в месяцы.

00100 часов 59 минут 13 секунд.

00200 часов 59 минут 25 секунд.

00300 часов 59 минут 38 секунд.

И в конце этой цели виднелось самое красивое лицо на свете.

Вместе с парой отрубленных пальцев.

5.

49999 часов 39 минут 20 секунд.

49899 часов 37 минут 58 секунд.

49799 часов 30 минут 16 секунд.

С каждым трупом Дом штрафовал меня на сто часов.

Первым умер махавший кулаками юноша. Вскоре вокруг окна скопилась целая гора тел. Я никогда не дрался с живым противником — только с манекенами в си-боксе. Но половине нападавших не исполнилось и двадцати. Слишком творческие. Слишком чокнутые. У них не было повода учиться драться. Повода выбраться из Артмура.

Наверное, я был первым на планете, убившим стольких аутистов голыми руками.

Но в какой-то момент озверевшая толпа все-таки дала отпор. Люди погнали меня в конец зала и прижали к стене. Прямо к лифту. Я взглянул на панель подъемника — та светилась числом «499».

Кнопки были разблокированы.

— Погодите…

Я едва дышал.

— Мне больше не надо вас убивать… Лифт заработал.

Толпа наступала.

— Теперь вы можете просто разойтись… Я не хочу вас больше убивать…

Но никто не стал расходиться.

6.

Первых постояльцев Артмура селили по трое — двое детей и один воспитатель. Воспитатели не являлись частью проекта. Просто юные «райские птицы» прибывали в дом без семей, и за ними требовался присмотр.

Мы с Галой оказались в одной ячейке. Каждый раз, когда она пела, я не мог отвести взгляд. Ведь это была самая райская из птиц, запертых в золотой клетке Артмура.

— Пух и перья райских птиц,

Прилетающих с границ,

Сквозь завесу мрачных дней

В Дом спасительных огней.

— А ты бы смог убить человека? — Вдруг перестала петь она.

— Что?… Почему ты спрашиваешь?

— Эта песня. Она военных летчиков времен мировой войны. Летчики убивали ради своего дома. Думаешь, папа мог бы кого-то убить ради Дома?

— Райскими птицами и божьими детьми называют юродивых и аутистов, — выдал я заученный с виртуальным учителем текст. — Это просто метафора для приюта талантливых людей, которым тяжело в обществе. Твой отец хочет помочь таким людям. В этом и есть смысл Артмура. Но… наверное, я смог бы убить.

— Ради папиного дома? — Испуганно округлились глаза Галы.

— Ради тебя в нем.

7.

— Стой! Я убью тебя!

Юноша с отрубленными пальцами все-таки выжил.

Обрубки фаланг частично затянулись, а на его лбу проступило шрамирование: 00000 часов 00 минут 00 секунд. Очевидно, Дом позволял обменивать очки времени на медпомощь. Юноше не хватило средств излечиться полностью, и теперь опустошенный счет заставлял разум снова и снова просматривать рекламу.

Я как завороженный смотрел на обрубки пальцев. Дергающиеся зрачки. Булькающее кровью горло.

И что-то внутри сломалось.

— Дом! Остаток моего счета.

На ближайшем экране загорелась надпись: 07975 часов 20 минут 48 секунд. Копившиеся десять лет сбережения закончились спустя четыре сотни трупов. На лечение явно не хватит. До меня вдруг дошло: все мое тело от белых брюк до черной бороды измазано в крови. Я убивал несколько суток. Почти без отдыха. Можно ли оставаться человеком после такого? Примет ли Гала меня таким, когда мы увидимся снова?

— 7900! Переводи.

Зрачки парня перестали дергаться. Шрамирование сменилось на «00000 часов 59 минут 59 секунд», а потом и вовсе исчезло.

Я не животное. И это не массовое убийство.

Это — единственный способ достигнуть цели.

Я двинулся было к разблокированному лифту.

Но от усталости потерял сознание уже на втором шаге.

8.

Обморок был недолгим — просто переутомление. Где-то за открытой дверью одного из си-боксов теребили смычок. Играл спасенный мною юноша. Конечно же, он умел играть на скрипке — все постояльцы Дома рождены играть на любом инструменте. Потому что они сами —инструменты. У парня оставалось всего 59 минут без рекламы. Интересно, каково это: оказаться на грани смерти, а потом насильно заставлять себя играть на скрипке убийцы, чтобы не сойти с ума? Выблевывать искусство ради выживания.

Я взглянул на табличку двери: «Барри».

— Почему ты оставил меня в живых, Барри?

Парень с трудом держал окровавленный смычок пальцами без половины фаланг — Дом не успел сделать ему новый инструмент. И это мучило юношу. Наверное, подобное отвращение могла бы чувствовать изнасилованная девушка, если бы после надругательства ей пришили член насильника и заставили помочиться.

Юноша ответил лишь когда си-бокс подтвердил пополнение счетчика времени. Несмотря на корявость мелодии, дом высоко оценил нейронный слепок пережившего массовое убийство постояльца, подарив сразу десять часов.

— А ты? Зачем ты убил их? Зачем ты здесь? Зачем мы здесь?

Его руки дрожали.

Хикикомори, шизофреники, аутисты — Артмур был кунсткамерой бесполезных гениев современности. Паноптикумом мучеников высокого IQ. Анахронизмом творческого безумия.

Но только у этого юноши в глазах читалось желание все это понять.

— Артмур — это тюрьма, — ответил я.

— Но Создатель…

— Юджин Артмур покончил с собой, чтобы показать мне выход из тюрьмы. Дом удерживает по тысяче человек на этаже с целью поддержания стабильной социальной ячейки, но на лифте открывается доступ к другим группам постояльцев в случае уменьшения популяции.

— Так есть другие этажи?

— И даже другие дома.

— Но откуда ты знал, что убийства разблокируют лифт?

Внезапно до меня дошло: выращенный в беспечном Артмуре юноша просто не способен причинить мне вред. Он задавал этот вопрос, чтобы убедиться, что я не псих, и у моих поступков есть цель. А значит, есть повод меня не убивать.

— Такое уже случалось, — ответил я. — Массовые убийства на этаже.

Можно ли считаться человеком, если тебя взрастил и воспитал живой дом? Можно ли считать человеком существо, выращенное на фабрике по использованию людей? Можно ли считать человеком того, кто всю жизнь видит за окном другой мир, но даже не пытается туда попасть?

— Почему ты оставил в живых меня? — спросил парень.

— Ты здесь единственный, кто готов задавать вопросы, — соврал я и двинулся к открытым дверям лифта в конце вестибюля. Барри догнал меня, когда те уже почти закрылись.

— Город за стеклом. Он, и правда,… именно такой?

9.

— Почему Создатель запер вас обоих на десять лет?

— Почему мне не позволяют завести виртуального партнера раньше совершеннолетия?

— Откуда в мире взялось столько детей-аутистов?

Барри вновь и вновь задавал вопросы. На большинство из них я не мог ответить. Юноша дрожал как сбежавшая из курятника курица и, хотя кабина лифта была большой, старался держаться от меня подальше.

— Ты в курсе, что хозяин Дома превратил Артмур в свою любовницу? Где-то здесь Создатель выделил отдельный сервер для «Пигмалиона».

Я знал, что «Пигмалион» является программой для моделирования индивидуального виртуального партнера, но не понимал, почему Барри так этим интересуется. Очевидно, спокойствие социальных ячеек Артмура поддерживалось исключительно виртуальными связями, и у молодого поколения в голове было слишком много секса.

— Прекрати называть этого ублюдка Создателем, — сказал я.

Барри испуганно притих.

Лифт ехал утомительно долго. Но все-таки остановился.

Двери стилизованной под старину кабины открылись. На этаже оказалось темно. Никакой меблировки или растений — лишь копошение миллиардов роботов в полумраке.

— Лифт показывает «0» постояльцев. Здесь нет живых людей.

— Но мы ведь пришли за ответами.

Барри упрямо шагнул во тьму. Я же просто встал напротив стены-окна. Мне не нужны были ответы — лишь снова увидеть Галу за пределами Артмура. Там, где ее оставил отец. По ту сторону проклятого Дома. Свобода была за окном — стоило протянуть руку. Миллионы людей беспечно бродили по ночному городу, не подозревая об измазанном кровью человеке и пытливом пареньке по ту сторону стекла.

— Сюда!

Юноша застыл у лежавшего в коридоре голого тела. Голова постояльца срослась со стеной. Гибрид человека и машины периодически подергивался, но на нас не реагировал.

— За что Дом убил его?

— Ни за что. Дом не может причинить вред постояльцу.

Я осмотрел тело. Оно все еще дышало. Судя по коже, человеку было в районе шестидесяти.

— Очевидно, к старости, этот человек потерял способность генерировать контент и лишился рассудка из-за рекламы. Так Дом спас своего постояльца от собственной пытки.

— Но почему?

— За комплексом не следят уже десять лет. Так Дом выживает.

Я прошел дальше по коридору. Путь преградили еще два слившихся со стенами тела — безголовые фигуры вяло сношались на полу. Под ними растекалась лужа: пот, сперма, моча, фекалии, кровь. Из стен торчали десятки фигур — беременные старухи. Выпирающие из стен животы больше походили на кладки яиц, чем на человеческое потомство.

— Хотел получить ответы? — Я переступил через роженицу, возвращаясь к лифту. — Это этаж, на котором ты когда-то родился.

10.

Впервые я увидел смерть десять лет назад. Люди сбивали друг друга с ног. В спешке топтали уже мертвые тела. Никто так и не объяснил, что произошло. Да и разве мог выращенный в неволе тринадцатилетний мальчик понять, почему первые жители Артмура подняли бунт? Воспитатель просто сжимал наши руки. А я и Гала — просто бежали.

— Если не можешь спасти себя, спаси хотя бы детей!

Две детских ручонки вручили хозяину Дома. А тот посмотрел на них, будто увидел впервые. Это Дом был для него настоящим ребенком — а эти так, мясо. Хозяин потащил нас: мимо дерущихся людей, окровавленных тел и раскуроченных си-боксов. В какой-то момент столпотворение закончилось. Пошли технические этажи. Мы взобрались по вертикальной лестнице. Юджин Артмур нажал на кнопку, и круглый люк открылся.

— Спаси ее! Ее первой! — Закричал я, толкая Галу вперед.

— Ты… это всего лишь единица, — проворчал хозяин дома.

Но все-таки взял девочку. Дочь послушно пошла за своим отцом к выходу. Они выбрались из люка. Я увидел ее лицо в лучах утреннего солнца. Как огромные глаза почти взрослой девушки радостно встречают свободу.

Но вдруг хозяина Дома перекосило от ужаса.

Забыв про дочь, он в бросился назад.

— Папа!

Девочка протянула к отцу тонкие пальчики. Но мужчина лишь судорожно нажимал кнопку закрытия люка. Я увидел, как Гала тянет ладошку к закрывающимся створкам, и те в последний момент перерезают ее безымянный и указательный пальцы.

Мою голову залило кровавыми брызгами.

А где-то под ногами упали две фаланги.

— Нет! Верни ее! Верни мне Галу!

— Она всего лишь единица в коде моего Дома, — рассердился Артмур.

И снова потащил меня за собой. Но на этот раз вниз.

На самое дно Артмура.

11.

— Тебя не удивило, что Дом трахает полудохлых старперов?

— Ему просто больно. Ты же сам сказал, что Дом пытается выжить. Старики с нашего этажа тоже так говорили.

Я вспомнил взрослых постояльцев из своего детства. Стариков, переживших неконтролируемую информационную эпоху. Эпоху, в которой отменили саму идею выборов из-за влияния бесконечной нейросетной пропаганды на психику избирателей. Эпоху, в которой изобрели психические вирусы. Эпоху, в которой психами становились даже роботы.

— Я бы не стал доверять мнению местных стариков.

— Твоему мнению я бы тоже не доверился.

В этой тесной кабине лифта мы с Барри не были попутчиками — просто один человек, убивший всех знакомых другого. Я хотел возразить своему спутнику, но не успел.

Двери лифта раскрылись.

И в кабину вломилась… толпа стариков.

— Почему их так много? — завопил придавленный телами Барри.

Я огрел нескольких прущих навстречу старперов, прежде чем понял: толпа просто ввалилась в освободившееся пространство. Впереди виднелись тысячи седых голов. Серых лиц. Выжженных глаз

пищевой массой. Задыхающиеся от вони слепые старики влюбленно гладили стены лифта.

И на всех без исключения лицах застыла счастливая улыбка.

— Этот этаж разблокирован из-за переизбытка постояльцев! Надо убираться отсюда.

Но тут в глубине зала прохрипел голос:

— Галатея…

— Что?… — Мои ноги подкосило. Тело само понеслись гущу толпы. — Кто это сказал?

Я не сразу нашел источник звука — говорил очередной старик. Мужчина ломился в си-бокс, но ящик выпихнул наружу перезрелого контентодела.

— Где она? — Я схватил слепца за ворот робы.

Старик продолжал кричать, указывая на дверь:

— Галатея! Где моя Галатея!

— Где она!?

— Эй, успокойся. Здешние люди не могут тебя видеть.

На мое плечо легла рука подоспевшего Барри:

— Я же говорил, у Артмура есть собственная программа «Пигмалиона». В начальных ее версиях девушки имели стандартизированное имя Галатея. Так было проще рекламировать бренд.

Юноша тряс меня за плечо. Но я никак не мог отпустить слепого старика. В голове зудели воспоминания: «ты знал, что хозяин дома превратил Артмур в свою любовницу?» «Почему мне не позволяют завести виртуального партнера раньше совершеннолетия?» «Она всего лишь единица в коде моего дома». «…всего лишь единица».

А Барри все продолжал объяснять:

— …тебе просто проецируют идеального спутника жизни на сетчатку глаза. Образ формируется с помощью твоей фантазии. Ты как бы сам выдумываешь человека в vr-среде. Раньше люди подсаживались на это как на наркотик и сжигали себе перцептивную систему. Поэтому здесь так много ослепших — Дом не может их контролировать через среду дополненной реальности.

Парень потянул меня назад.

— Идем, они просто чокнутые. Первому поколению Артмура прививали программу с пеленок. Вот и выросли одни психованные…

Но мои руки уже тянулись к ослепшим старческим глазам. Вдавливали глазницы. Погружали пальцы в теплый череп. Ловили вибрации человеческого вопля. Вслушивались в морщинистый океан Дантевского ада, что расходился волнами седовласой паники. Гребли в океане престарелого безумия навстречу никогда не существовавшим отрезанным конечностям.

Я все погружал пальцы в череп. Пока не понял: окрасившийся в красное мир, это не только кровь, но и мигающая на зрачках надпись.

00000 часов 00 минут 00 секунд.

12.

— Нет! Только не сейчас!

В мозгу закипела реклама: программирование потомства на основе искусственного спутника жизни, патчирование виртуального партнера, лечение зависимости от дополненной реальности, семейные G-дроиды, таблетки для усиления фантазии, перцептивная коррекция под искусственного партнера.

Реклама сжигала мои мозги.

Спустя все эти годы до меня вдруг дошло, почему мир отказался от человеческого образа на экране: чтобы оставшиеся наедине с собой люди не меняли мозги, влюбляясь в слишком навязчивые картинки персонажей рекламных роликов.

Чтобы люди не торчали на рекламе.

Как я на Гале.

Поток стариков вынес меня к лифту. Я не помнил, как захлопнулись двери. Черепная коробка билась о стенки подъемника в попытке вытолкнуть рекламу. Оглохнуть. Ослепнуть, чтобы перестать видеть ее образ. Чьи-то руки повалили конвульсирующее тело на дно кабины.

И внезапно все прекратилось.

— Теперь мы квиты.

На стене-экране возникала панель:

00000 часов 59 минут 59 секунд.

Надо мной склонился Барри, завершая передачу своих очков времени. Его грустный взгляд говорил: у тебя нет ответов, ты такой же, как и все мы — очередной постоялец Артмура, который понимает Дом даже хуже его нового поколения жителей.

Створки лифта открылись. Впереди показалось темное помещение.

Я сразу узнал его: тот самый этаж из моего детства.

— Ты идешь? — Тихо спросил я.

— Нет, — юноша нажал на кнопку нижнего этажа.

Мне оставалось лишь смотреть на закрывающийся лифт. Я думал, что стал для этого юнца Вергилием в «Божественной комедии» Артмура. Но это он был моим проводником по кругам Ада.

На заброшенном этаже дом больше не пытался скрыть свою историю: мигающее аварийное освещение, заблокированные окна, раскуроченные прототипы си-боксов. И нарисованная повсюду эмблема в виде летящих райских птиц. В голове заиграла любимая песня Галы — всего лишь рекламный трек проекта. Часть бренда Дома мистера Артмура. Как и она сама.

За одной из дверей скрывались ведущие на крышу ступени.

Я сделал шаг. Впереди возникла надпись:

«Опасность. Останьтесь».

Ноги стали повторять маршрут десятилетней давности.

«Опасность. Пожалуйста».

«Опасность. Не надо».

Дом отчаянно пытался обо мне позаботиться. Чтобы я ни натворил. Каким бы ни стал. Дом любил своих постояльцев беззаветно, как и сам Создатель, пытавшийся, во что бы то ни стало, спасти собственного сына от нависшей угрозы. Все на последних этажах

говорило: здешние люди не устраивали бунт — они бежали. И Дом стал для них спасением.

Наконец, показались круглые двери. Те самые, что никогда не перерезали несуществующих пальцев несуществующей девушки. Я нажал на кнопку.

В лицо ударили лучи восходящего солнца.

Город был пуст. В высотках с проигрываемой рекламой зияли разбитые окна. По улицам не курсировали автомобили. Голографические проекции рекламировали товар для несуществующего потребителя. Я стоял на крыше Артмура, и от самых ног до соседних кварталов тянулась десятилетняя гора мусора: одежда, еда, груды недавно убитых мною постояльцев.

А от подножия горы к крыше тянулась вереница людей.

Толпа нищих прекратила копошиться в мусоре.

Смотря на человека из Рая.

— Почему высотка стала давать меньше еды?— спросил какой-то подошедший мальчик, пугливо пряча за пазуху пищевые отходы си-бокса.

Ответ был прост: какой-то подонок убил четыреста постояльцев Дома, из-за чего генераторы пищи сократили отходы. Но я не произнес это вслух. Лишь повернулся и зашагал прочь от обступившей толпы. Назад в Артмур. Пока люди так и продолжили нерешительно топтаться на месте.

— Ну, что? Вы идете?

— Куда? — На меня испуганно уставилась пара детских глаз.

— Назад. В ваш новый дом.

Конец

Комментарий к тексту

В 2018 году я послал этот рассказ на конкурс, посвященный панку в фантастике, и кроме меня еще три человека ссылались в своих рассказах на историю Галатеи. Весь конкурс состоял из Галатей. Надо сказать, это сильно подорвало мою самооценку.

Изначально рассказ назывался «Дом мистера Артмура», но потом я решил переименовать его в «Интренет людей», так как концепция «интернета вещей» — одна из нескольких идей, на которых основывается текст. В рассказе «Ясли цивилизации» я описывал будущее, в котором люди начали поголовно становиться аутистами, в данном же рассказе речь идет о бизнесмене, который решил сделать из таких аутистов фабрику.